Долгопрудный
К своему удивлению, я не просто сдала экзамены, я их сдала хорошо, так что стипендия была у меня "в кармане", что определенно повысило мою веру в себя, и лишняя тридцатка в моем бюджете явно не была лишней. Моя одноклассница также прошла по конкурсу, так что я была рада, что не одна я буду тащиться каждый день в этот противный Долгопрудный.
Нас сразу определили на второй курс. Это мне совсем не понравилось, так как группа была уже сформирована год назад из ребят, закончивших восмилетку, а нас, нескольких десятиклассников, просто добавили к сложившемуся коллективу. Пронина Валя сразу всем понравилась, так как была симпатичной и весьма компанейской девчонкой. Стройная, кудрявая брюнетка со светлой кожей... Что еще надо для счастья? Кроме того, она обладала великолепным актерским даром и умела "подать себя". Даже глупые анекдоты, поданные в ее исполнении совсем не казались глупыми или пошлыми, а были очень даже смешными и я бы даже сказала, аристократическими.
У Вали была странная привычка коверкать имена. Так, для примеру, меня она называла Валюхой, Надю - Надюхой, Галю - Галюхой, Лену - Ленухой. Когда чье-нибудь имя так не склонялось, она все равно выходила из положения, называя Олю - Люльком, Иру - Ирэной. И мальчишек она не забывала величать: Сергея - Сержем, Гену - Гиндосом, а Володю - Вольдемаром. И только Талгат у нее был просто Талгатом. Но возможно она просто не могла придумать, как можно исковеркать такое незнакомое имя. С тех далеких лет прошло немало времени, бывшая красотка превратилась в весьма респектабельную даму, но эта привычка осталась у нее неизменной и при встрече, завидев меня, она радостно улыбается, и бросает свою коронную фразу: "А, Валюха, привет!"
На уроках Валя отвечала всегда толково, задавая, если надо, умные вопросы. Так что и преподавателям сразу стало ясно, какая это умная и серьезная студентка. И на всех спектаклях она тоже не отказывалась выступать и мне кажется, что она там выглядела лучше всех и я очень гордилась, что знакома с ней и хлопала в ладоши громче всех. Я же, как вы догадываетесь, была полной противоположностью, так что даже неохота рассказывать, как ко мне относились однокурсники. В общем, никакого авторитета у меня и там не было. Не лезли бы в душу, и то ладно. Я просто "шкурой" чувствовала, что пришлась "не ко двору" и еще больше от этого дичилась, ну и страдала от всего этого, естественно. И прошло совсем немало времени, пока я смогла привыкнуть к коллективу, а коллектив привык ко мне.
Однако к учебе мы приступили не сразу, - сначала должны были месяц отработать практику в одном подмосковном колхозе. Я с таким трудом привыкала к новому коллективу, что куда-то еще ехать, было для меня совсем не в радость. Но я понимала, что никто не будет водить меня за ручку, так что с тяжелым рюкзаком и с не менее тяжелым сердцем, направилась я на место встречи, которое отменить было ну никак нельзя
В колхозе мне тоже не понравилось. Нас поселили по несколько человек в какие-то бараки, и каждое утро, как стадо баранов, вывозили на работу в поле. Иногда мы убирали капусту, иногда дергали морковку, но основное время проводили на картофельном поле. Самым тоскливым было топать за комбайном, подбирая оставшиеся после комбайна клубни и складывать их в огромные мешки. Работа была тяжелой и нудной, в общем противной была эта работа. Мешки наполнялись медленно, и волочить их за собой по всему полю не доставляло никакой радости. Наши мальчишки, не особенно отягощенные укорами совести, просто наступали на торчавшие из земли картофелины, чтобы лишний раз не наклоняться. Я им завидовала, но поступить также почему-то не могла. Но ехать в комбайне, сортируя картофель по движущемуся транспортеру было хотя и легче, но немногим лучше. Пыль густым слоем лезла в глаза и рот, так что очень скоро от такой грязищи все лицо покрылось малопривлекательными прыщами.
Да, должна признаться, к тяжелому физическому труду я была совершенно не приспособлена, хотя и старалась добросовестно выполнять все нормы. Как-то нас поставили в пару с Леной Орловой, девочкой, которая поступала в техникум вместе с нами. Постепенно мы подружились. Рядом с ней было как-то спокойно, она была дружелюбной, и работала так весело, как будто не в грязи ковырялась, а выполняла привычную, нормальную работу. И я, заражаясь ее оптимизмом, уже не с таким отвращением смотрела на тяжелый сельский труд. Даже время стало лететь быстро и незаметно.
В отличие от меня, тощей и долговязой, Лена была полной противоположностью. От ее внешности так и веяло мягкостью и женственностью. А уж если начинала смеяться, запрокидывая назад голову, ее смехом все так и заражались и тоже начинали кто хихикать, кто хохотать, а кто и гоготать, в меру своей испорченности. Волосы ее длинные и густые, были заплетены в толстую косу, которую она старательно закручивала на затылке. Лена никогда не пыталась командовать, но никому и в голову не могло прийти как-то подтрунивать или подшучивать над ней. И даже наши бестолковые мальчишки относились к ней уважительно, иногда называя ее по имени-отчеству. Лена завоевала авторитет среди однокурсников, да она и сама хорошо ко всем относилась. Весь наш курс был разделен на отдельные враждующие группировки, но это ей нисколько не мешало, и со всеми она была в хороших отношениях. И не удивительно, что на первом же собрании она была единогласно выбрана старостой группы.
После колхоза, наконец, начались учебные деньки. Что-то у меня получалось лучше, что-то хуже, что-то совсем не получалось. В общем, учеба, как учеба. В общественной жизни старалась не участвовать вовсе, ни в каких дополнительных кружках также не занималась. Так и текла моя жизнь как-то размеренно и скучно.
(В. Ахметзянова)