Глава пятнадцатая. Можно ли врать?
Ночью Дикки приснилось, что она легко, на цыпочках, ходит по узкой планке фальшборта. От Алекса она уже знала, что сплошное ограждение палубы называется фальшборт, а эта самая планка – планширь. Для поддержания равновесия она раскинула руки, и… вдруг, эти руки превратились в огромные белые крылья! Она оттолкнулась и полетела над морем. Летела она так низко над водной поверхностью, что чувствовала брызги на лице. И было ощущение счастья и ликования в ее душе, что хотелось петь.
Вдруг, на резком развороте, она задела крылом волну, и вода, словно смола, стала затягивать Дикки, утаскивать под воду. Чувствуя, что захлебывается, Дикки хотела крикнуть, но голос не слушался, ноги не повиновались. Она начала отчаянно барахтаться, и вдруг ухватилось за что-то мягкое. Ворчун! Это был он, поняла Дикки. Ворчун, большой и лохматый… Он прыгнул с корабля в воду, чтобы спасти ее! Дикки вдруг увидела перед собой испуганные лица Кокошкиной, Алекса, матросов и сердитое лицо капитана.
- Достать обоих и списать их на берег! – услышала она его строгий голос, отдающийся гулким эхом, - и больше никаких девочек на корабле! Никаких девочек! Никаких…
Дикки в ужасе проснулась, чувствуя, как бешено стучит сердце. Это был всего лишь сон! Это все неправда, все понарошку! О, господи, подумала девочка, что было бы, если бы вчера меня увидел капитан. Он никогда не простил бы мне этого. Списал бы на берег и тогда уж точно - детский дом. Дикки долго ворочалась, но сон больше не шел. В иллюминатор проникал серый свет, и Дикки поняла, что уже утро, только очень и очень раннее. Ей так захотелось уткнуться в грудь тети Вари, и, может быть, даже поплакать, и чтобы она ее гладила по головке, как раньше гладили мама и бабушка…
Дикки быстро оделась и выскользнула из каюты. Добежав до каюты Кокошкиной, она постучалась, но ответа не услышала. Подергала дверную ручку – заперто. Понятно, подумала Дикки. Она еще спит! Спит и не слышит? Так не бывает! Дикки постучала еще, на этот раз погромче. С верхней палубы спустился матрос. Он делал свой обычный обход по судну.
- Дикки, ты чего тут буянишь с утра пораньше? Не спится, что ли? В это время девочки видят только третий сон. Так что, возвращайся в свою кроватку.
- Тетя Варя не открывает! – встревожено сказала Дикки, - а вчера ей было плохо, может она не может открыть! Давайте дверь сломаем поскорее!
- Фу ты, ну ты! Ну, ты и придумщица! Чего это ей было плохо, а? Да и видел я уже мадам Какошкину, на камбузе она сейчас. Там, где и полагается быть коку. Кашу, наверное, готовит.
- В такую рань? – поразилась Дикки и, не дождавшись ответа, помчалась на камбуз. Открыв дверь, она увидела Кокошкину, которая, что-то напевая себе под нос, наливала в котел воду.
- Тетя Варечка! Вы тут! – обрадовалась Дикки.
- Ойк, - испуганно оглянулась повариха, - а где же мне еще быть? Я-то здесь, а вот ты чего в такую рань всполошилась, а? Время-то всего начало шестого! Что-то случилось, солнышко?
- Да это я… Нет, ничего, все нормально. Я просто так. Соскучилась.
- Ох, ты ж, дитятко мое, - Кокошкина вытерла руки о полотенце, подошла к Дикки, молча обняла ее и погладила по голове, - ну что с тобой приключилось, солнышко? Дикки хотелось расплакаться, но она сдержалась, и вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль.
- Теть Варь, а вот скажите, врать нехорошо?
- Конечно, нехорошо. Врать никогда нельзя. Врать это плохо. Так что, говори всю правду. Ну, я тебя слушаю. Что стряслось? - посерьезнела Кокошкина.
- Нет, ну вот вчера же... Вы же соврали капитану, что от жары вам стало плохо и что селедкой отравились. У Вас же не было никакой селедки!
- Почему же соврала? – улыбнулась Кокошкина, - Очень даже не соврала. Живот у меня и сейчас еще болит, да и голова кругом, - Кокошкина даже повертела головой, показывая, каким кругом у нее идет голова. Так что, не врала я вовсе. Честно!
- Ну вот, а сейчас что делаете? Опять врете? – засмеялась Дикки.
- Ну, это я так, самую малость, - согласилась повариха и тихо засмеялась, - такая вот я, значит, врушка!
- Алекс ничего не сказал капитану, и матросы не нажаловались, а ведь, если бы рассказали, меня бы уже с вами тут не было. Меня бы уже точно списали на берег!
- Вот поэтому-то никто ничего и не рассказал, – задумчиво сказала Кокошкина, - понимаешь, Дикки, ты же еще ребенок, а детям присущи шалости. Конечно же, капитан был прав - ребенку здесь, на судне, не место. Однако, девочка, сейчас для всех ты уже не просто ребенок. Ты для всех сейчас - член команды. Ладно, Дикки, давай забудем об этом случае. Как будто его никогда и не было, хорошо?
- Хорошо, теть Варь. Только я после этого случая поняла, что нельзя баловаться на судне. И я не буду, честно-честно! Я, наверное, уже совсем взрослая стала! – Дикки даже выпрямилась и привстала на цыпочки, чтобы быть повыше и выглядеть постарше.
- Ой, ну точно, уже в старушку превратилась! – засмеялась Кокошкина. – не торопись взрослеть, Дикки. Детство - оно детство и есть. И пусть все идет, как положено. Должно быть у ребенка нормальное детство. В каждом из взрослых остается частица детства. Она не дает нам стареть быстро и позволяет видеть в жизни все самое хорошее.
- Представляешь, я сегодня встала, - продолжила Кокошкина, - и сразу подумала о тебе. Веришь, сама хотела сразу зайти в твою каюту, чтобы глянуть на тебя.
- Теть Варь, а можно я буду жить в вашей каюте? А то ведь, мне иногда снятся страшные сны, и я могу испугаться. Можно, теть Варь, а?
- Ах, ты ж, хитруля! Ну, не знаю, Дикки, не знаю… У меня есть страшная тайна, которая может испугать любого.
- Какая? – сделав круглые глаза, выдохнула Дикки.
- Я храплю во сне, – сокрушенно сказала Кокошкина.
- Ой, теть Варь! Ну и что! У меня бабушка иногда похрапывала, но мне это никогда не мешало! Храпите на здоровье. Я тоже всегда храплю. Честно!
- Ну, вот и ты врушка теперь! – засмеялась Кокошкина, - Ладно, перебирайся ко мне. Оно вместе веселее, да и сны страшные перестанут сниться. И мне спокойней будет, да и веселее.
- А мне сегодня приснилось, что я летаю! – вспомнила девочка, – так здорово было! И крылья такие большие, красивые, белые.
- Это ты растешь, Дикки. Детям часто снятся, что они летают. Ну-ка, прислонись к косяку, сейчас твой рост замерим и отметим!
Дикки встала у дверного косяка и чуть приподнялась на цыпочки.
- Не жульничать! – сказала Тетя Варя, и обе рассмеялись. Кокошкина карандашиком сделала отметку. Она получилась почти на сантиметр выше той, что они делали раньше.
- Точно, выросла! Была немного меньше! Ну, иди, досыпай, а то вон - зеваешь без конца, а мне готовить надо. Сегодня на завтрак винегрет. Я уже наварила всего, теперь только нарезать осталось. К завтраку не проспи. У меня винегрет вкусный!
- А у вас все вкусное, тетя Варя! - сказала Дикки.
Дикки шагнула через комингс и не видела, как Кокошкина перекрестила ее вслед
– Иди с Богом, девочка моя, - прошептала Кокошкина.
Дикки уже успела отойти несколько метров от камбуза, когда оттуда донесся истошный крик Кокошкиной и, следом за ним, что-то с грохотом полетело на кафельную палубу камбуза.
Дикки влетела на камбуз и перед ней открылась странная картина. Кокошкина сидела на палубе, широко расставив ноги. Косынка сдвинулась ей на глаза. Посреди камбуза лежал большой таз и по всей палубе разбросаны вареные овощи – картошка, морковка, свекла. Дикки хотела было спросить, что случилось, но, увидев выпученные глаза Кокошкиной, осеклась. Тут Кокошкина медленно подняла руку и молча указала Дикки на что-то.
Это «что-то» сидело на иллюминаторе. В одной руке была морковка, в другой – картошка. Аппетиту, с которым мартышка, а это была она, поглощала и то и другое, мог бы позавидовать любой!
- Ой, - радостно воскликнула Дикки, - ожила! Тетя Варя, она ожила!
- Это я уже поняла, - странным басом ответила тетя Варя и, кряхтя и сопя, стала собирать разбросанные овощи, - а чем мне прикажете теперь команду кормить, а?
Быстро доев то, что было в руках, обезьянка метнулась вниз и, схватив очередную порцию лакомства почти из-под рук Кокошкиной, так же стремительно вернулась на прежнее место. Кокошкина от неожиданности как-то странно ойкнула и снова уселась, смяв при этом несколько вареных картофелин.
- Да что же это такое творится! – в сердцах закричала она, а Дикки, совершенно неожиданно для себя, расхохоталась. Уж больно смешно выглядели и тетя Варя, сидящая на картошке, и мартышка, которая стремительно поедала лакомство, кося взглядом – что бы еще такое схватить. Кокошкина, взяв в руку картофелину, запустила ее в обезьянку. Снаряд пролетел в нескольких сантиметрах от ее головы. Продолжая жевать, обезьянка, явно недовольная происходящим, оскалилась.
Тетя Варя решила скорректировать огонь и, взяв свеклу, метнула ее. Свекла также улетела в иллюминатор. Обезьянка опять оскалилась и продолжила жевать. Дикки уже просто умирала со смеху.
- Ах, ты так? Ну, тогда держись! – воскликнула тетя Варя и, взяв большую свеклу, прищурила глаз, спокойно прицелилась и сильно бросила ее. Выстрел был удачным - обезьянка вместе со свеклой улетела в иллюминатор. Оттуда немедленно раздался какой-то рев и громкий, высокий крик обезьяны. Дикки подбежала к иллюминатору и, вскочив на стол, выглянула. То, что она там увидела, потрясло ее.
На палубе, как всегда на обходе в белом кителе, стоял старпом. На груди его, словно большая рана, сияло свекольное пятно. Взъерошенные волосы с прилипшими кусочками вареного картофеля и царапины на лбу и щеке ясно говорили о том, что цели достигла не только свекла. Сама обидчица сидела на рее и, состроив страшную гримасу, делала угрожающие движения в сторону старпома. В одной руке она продолжала держать большой огрызок морковки. Именно им она и запустила в старпома, когда тот поднял голову и увидел ее. Меткость была поразительной, и морковка попала прямо в глаз старпому. Старпом взревел, а обезьянка с громким победным воплем взвилась по снастям куда-то верх.
- Ой, тетя Варя, что теперь бу-удет? - протянула Дикки.
- И что там? - живо поинтересовалась тетя Варя, продолжавшая сидеть на картошке и потому готовая уже к любому удару судьбы.
- Да вот, - давясь от смеха, но пытаясь говорить серьезно, сказала Дикки, - старпом свеклой где-то испачкался. Отстирается, как думаете?
- Отстираю, наверное! - сказала тетя Варя, и обе залились таким безудержным смехом, что старпом, держась за глаз, услыхал и молча взглянул на камбузный иллюминатор. Постояв так, он вдруг улыбнулся и пошел к себе, в каюту.
Утром по судну поползли слухи. Говорили разное. Но, что бы ни говорили, все крутилось вокруг фактов - большого фиолетового «фингала» под глазом и царапин на лице старпома. Кто-то даже попытался пошутить на этот счет в присутствии тети Вари, но она немедленно пресекла все эти попытки, дав всем понять, что не позволит порочить доброе имя старшего помощника капитана и ее, мадам Кокошкиной. При этом она добавила, что обезьян на борту порядочного судна быть не должно!
Боцман, присутствующий при этом разговоре, улыбаясь, сказал, что капитан принял решение списать обезьянку при первом же удобном случае на берег.
- А обезьянку-то поставили в известность об этом? А то ведь не знает ничего, носится по мачтам, – заметил кто-то, и все засмеялись.
- Поставим, - буркнул боцман.
К вечеру Кокошкина вынесла на палубу тарелку с вареными овощами.
- Пусть поест, весь день голодная по мачтам носится. Ведь тварь Божья, как-никак! - сказала она.
- Да она и не голодная вовсе, - сказал матрос, проходящий мимо.
- А кто же ее накормил? – спросила Дикки.
- А это ты у своей Ворошки спроси, она все знает! – усмехнулся матрос и ушел.
Странно, подумала про себя Дикки, при чем здесь Ворошка? Однако же, подумав так, она решила проследить за Ворошкой. Для этого она сбегала в каюту и взяла на полке кепку -бейсболку. Придвинув шезлонг, стоящий у шлюпки, к переборке, она села и, надвинув на глаза козырек, сделала вид, что задремала.
Ждать долго не пришлось. Ворошка села в паре метров от тарелки и стала медленно прохаживаться, кося одним глазом на Дикки. Убедившись, что все спокойно, она схватила морковку и куда-то полетела. Дикки проследила взглядом ее полет и с изумлением увидела, что Ворошка села на рею, где уже сидела обезьянка! Обезьянка взяла морковку из клюва Ворошки и стала есть. Освободившись от груза, Вороха снова подлетала к тарелке.
- И не стыдно тебе, – тихо, чтобы не спугнуть птицу, сказала Дикки, - вот так вот меня обманывать, а?
- КаРРРкуша хоРРРошая! - тут же сообщила Вороха.
- Так я и не говорю, что ты плохая, но все равно, обманывать плохо! – строгим тоном сказала Дикки, - Ладно, лети! Корми свою обезьянку, я вовсе и не против! И я даже рада, что ты у меня такая добрая!
(В. Ахметзянова, В. Федоров)